Форум » Исторiя » Немцы в Русской Армии » Ответить
Немцы в Русской Армии
Ротмистр Иванов: На этом форуме была такая тема, она ушла в архив. В продолжение: в 2008 г. вышла книга российского офицера И.И. Шульга "Немцы Поволжья в Российских вооруженных силах". Интересующимся могу выслать на мэйл.
Ответов - 9
Валентин: Да, было бы интересно - martincot@mail.ru Спасибо!
Ротмистр Иванов: Уважаемый Валентин! Выслал. Всем, кто написал в личку, также выслал.
Ротмистр Иванов: А вот о немцах в тылу. Выдержки из Греков Н.В. Русская контрразведка в 1905–1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы Стараниями военных властей очень быстро высылка "подозреваемых в шпионаже превратилась в массовую высылку немецких колонистов из западных губерний{27} . Так, 23 сентября 1914 года начальник 68-й пехотной дивизии генерал-майор Апухтин приказал выслать всех немцев из Виндавы и Либавы. Начальник штаба Двинского военного округа генерал-лейтенант Курдов распорядился выслать немцев из Сувалкской губернии. В начале октября 1914 года командующий 10-й армией генерал от инфантерии Сивере отдал приказ "выслать колонистов из всех мест, находящихся на военном положении"{28} . Летом 1914 года военное ведомство и МВД определили условия депортации — "в вагонах III класса за собственный счет под стражей, причем в местах, назначенных для их жительства, они должны довольствоваться в смысле жизненных удобств лишь самым необходимым"{41} . В 1914 году высылке подверглось свыше 50 тыс. мужчин, из которых около 30 тысяч — этнические немцы{42} . В течение первых недель войны по всей России прокатилась волна арестов. Причем аресты лиц, отнесенных к категории военнопленных, не везде проводились в одинаковые сроки. Так, в приграничных губерниях Европейской России аресты австрийских и германских подданных начались 19-20 июля, а во внутренних губерниях — позже. Например, Акмолинский губернатор 20 июля распорядился арестовать "запасных или состоящих в резерве германских и австро-венгерских подданных", но затем сам же позволил им "под подписку" остаться на свободе{43} . Сигналом для начала арестов послужила телеграмма МВД. В Омске аресты военнообязанных начались глубокой ночью 28 июля 1914 г. В соответствии с приказом губернатора австрийцев и германцев приводили в караульное помещение 43 пехотного полка и сдавали дежурному офицеру под расписку. К 3 часам утра 29 июля под стражей в казармах полка находились 42 германских подданных. В нервной обстановке ночных арестов каждая мелочь в глазах полицейских вырастала до невероятных размеров. Так, у канонира запаса Франца Дика при аресте обнаружили заряженный револьвер, "электрический фонарь и пачку писем на немецком языке". Этого оказалось достаточно, чтобы задержать его не как военнопленного, а как подозреваемого в шпионаже{44} . Аресты в Омске продолжались до 13 августа 1914 года. В архивных делах сохранились 85 расписок дежурных офицеров 43 полка в "получении задержанных". В уездах Степного края германских подданных начали задерживать несколько позднее. С арестами не спешили, поскольку большинство причисленных к категории военнопленных имели семьи и хозяйства, следовательно, бросить все и бежать все равно не могли. К тому же хлебопашцам, оттягивая срок ареста, начальство предоставило возможность убрать урожай и хотя бы на первое время обеспечить семьи перед отправкой в ссылку. К началу октября 1914 года на территории Степного края были арестованы 246 германских подданных{45} . В Сибири аресты подозреваемых в шпионаже стали составной частью более массовой акции — арестов военнообязанных. Подозреваемых в пособничестве германской и австрийской разведкам на учете в сибирских жандармских управлениях и Иркутском контрразведывательном отделении состояли единицы. Почти все они являлись подданными Германии и Австро-Венгрии и оказались в числе военнопленных. По данным начальника Омского жандармского управления к 3 августа 1914 года на территории Степного края не было ни одного подозреваемого в причастности к шпионажу. Единственный, кто навлек на себя такие подозрения — владелец транспортной конторы Франц Тишер — уже был арестован как военнопленный{46} . Кроме того, нештатный германский консул в Омске бизнесмен Оскар Нольте и его братья Пауль и Рихард состояли в списках подозреваемых в причастности к шпионажу, составленных Иркутской контрразведкой. Они также были арестованы и сосланы как военнопленные. Изъятия из этого правила тоже осуществлялись на основе формально-групповых (национальных) признаков. Большие группы иностранных подданных выводились за пределы действия циркуляров МВД и военного ведомства об арестах и высылке военнопленных. Эти исключения проделывали целые бреши в стихийно сложившейся репрессивно-переселенческой системе "искоренения" шпионажа. Уже в первые дни войны в канцелярии губернаторов и жандармские управления Сибири хлынул поток доносов на немцев. Их обвиняли в шпионаже, "подозрительном поведении", ведении антирусской пропаганды и т. д. (Подобное происходило и в Германии, только там жаловались на русских, французов и англичан.) Проверку информации вели жандармы. В отдельных случаях, ревностно относившиеся к службе офицеры пытались разобраться в возникшем деле, иногда даже устанавливали причину, побудившую "патриота" взяться за перо. Как правило, доносы содержали явную ложь. Так, 13 августа 1914 года юнкер Казанского пехотного училища Николай Телесницкий обвинил своего отчима, германского подданного Эмиля Штиглица во враждебной агитации. Штиглиц, на званом ужине якобы произнес здравицы кайзеру Вильгельму, приветствуя начало войны с Россией. В ходе расследования жандармы выяснили, что симпатий кайзеру Штиглиц не выражал, во всяком случае вслух, просто отношения между юношей и отчимом всегда были натянутыми и, сгустив краски, молодой человек решил ему досадить{58} . В основном посредством доносов люди сводили между собой старые счеты. Доносили на немцев-колонистов, чиновников с немецкими фамилиями, их знакомых и родственников. Если в западных губерниях прифронтовой полосы какая-либо доля истины в таких доносах могла присутствовать, то в глубоком тылу, особенно в Сибири они явно не имели отношения к борьбе со шпионажем. И все же по каждому доносу велась тщательная проверка. Эта работа отнимала много времени и постепенно приобрела большую роль в деятельности сибирских жандармов. Обилие доносов в сочетании с отсутствием реальной пользы от их проверки для борьбы со шпионажем создало благоприятную среду для возникновения жандармских мистификаций. В мемуарах генерал Бонч-Бруевич уже на исходе жизни заявлял: "Я постарался нанести по разведывательной деятельности германского Генерального штаба несколько чувствительных ударов"{90} . Чтобы разом "накрыть" всю германскую агентуру, работавшую под прикрытием "Зингер", 6 июля 1915 года по предложению Бонч-Бруевича практически во всех военных округах страны были одновременно произведены обыски в конторах и магазинах фирмы. Обысков не было только на территории Московского военного округа. Вероятно, власти не хотели провоцировать повторение майских погромов, учиненных толпами хулиганов в Москве и других городах центра России под влиянием антинемецкой пропаганды. К тому же, большая часть московских магазинов "Зингер" в ходе погромов была разрушена. Итак, подъем патриотизма, классовое перемирие и рост антинемецких настроений характеризовали первый выделенный нами период. На этом фоне возникает и ширится шпиономания, как порождение стихийных настроений городских (преимущественно) слоев населения, а также как результат излишне откровенных действий правительства и военных. Абсолютное большинство рабочих, по мнению историка Ю.К. Кирьянова, вплоть до осени 1915 года сохраняли патриотическое (по оценочной шкале идеологии самодержавия) отношение к войне{135} . Полиция продолжала фиксировать стачки рабочих, выдвигавших только одно требование — убрать с предприятий немцев. Пик антинемецких настроений в рабочей среде пришелся на конец май — июнь 1915 года, ознаменовавшийся манифестациями, стачками и грандиозным немецким погромом в Москве, инспирированном властями. "Враждебного правительству характера действия толпы, — как отметила охранка, — не имели, сцены разрушения нередко сопровождались пением гимна и "Спаси, Господи", а отдельные попытки связать в глазах толпы немецкое засилье с действиями правительства, делавшиеся некоторыми представителями революционных партий, остались безуспешными"{136} . В этот период призывы властей к борьбе с "немецким засильем" и шпионажем неизменно встречали поддержку значительной части городского населения, поэтому крайние проявления шпиономании вполне соответствовали настрою толпы и политике верхов.
Pavlo: No, na dele, podozrenija ne byli sovsem uzh vpustuju. 1918 god podtverdil predubezhdenija... Немецкие пасторы и помещики понимали, что «ничто так чувствительно не задевало новоправославных в этом крае, как повинности в пользу пасторов... Народу старались доказать, что исповедовать православие чрезвычайно невыгодно. В летописях церквей на острове Эзель записано, что пасторы двух приходов в кирках поносили православные обряды, говорили, что «перешедшие в русскую веру продали душу сатане, что последнего теперь всякий может видеть в лице русского священника»; в третьем приходе пасторы объясняли, что на православных храмах ставится много крестов для того, чтобы в судный день вешать на них православных. Один пастор написал священнику несколько писем, в которых миропомазание называл «печатью антихриста», принятие православия — «действием сатаны», а священника — «антихристом, человеком греха и сыном погибели». В Лайсе помещик разгонял молящихся православных палкой и т. д. и т. п. В Германии в это время вышла книга под названием «Немецко-протестантская борьба в Балтийских провинциях России», в которой напечатана проповедь феннернского пастора Кербера из Дерптского уезда, начинавшаяся вопросом к крестьянам, решившим принять православие, что они будут делать, если у дверей рая их встретит Господь Иисус Христос и спросит, почему они отступили от Его «христианского учения и стали идолопоклонниками». Далее идут сплошные насмешки над «русскими щетинниками», «русскими попами» и даже над царем Николаем I. Заканчивалось все словами: «И Господь скажет: “Я вижу, виноваты только вы, отдавшиеся сатане; пусть будет вам по делам вашим — идите в ад кромешный, где слышны только плач и скрежет зубов”» Это были прямые нападки на православие, но прибалтийские немцы готовы были на все, потому что видели в онемечивании края и поднятии престижа лютеранства в глазах народа насущную необходимость. Помещики старались создать особые условия для крестьян-лютеран, дворянство развивало кипучую деятельность по устройству различных литературных, культурных и просветительских обществ. Гордые и высокомерные пасторы теперь стали доступны для прихожан, обустраивали кирки, издавали для народа книги о своей вере, внушая неприязнь ко всему русскому и православному. Пастор Вальтер, высланный из края в 1846 г. за враждебную православию деятельность, возвратился в качестве суперинтенданта и 9 марта 1864 г. на ландтаге в Риге торжественно давал наставления: «Лифляндия должна быть исключительно немецкой страной, поэтому главнейший долг совести и патриотизма составляет ограждение прав лютеранской Церкви и немецкой народности. Из сожаления к исчезающим из истории человеческим расам мы старались поддерживать их национальность, но да дарует нам Бог отпущение. Между нами не должно быть ни эстов, ни латышей, ни русских: в Лифляндии могут и должны быть только одни немцы. Чтобы не уставать в этом деле, необходимо поддерживать постоянные сношения с германской народностью, потомки будут нам за это благодарны». Позднейшая история наглядно показала, насколько укоренившимися и популярными стали эти идеи и к каким бедствиям они привели на протяжении первой половины XX столетия. В деле онемечивания Прибалтийского края особенное внимание уделялось народному образованию и школам: помещики не скупились на средства, а пасторы заботились о том, чтобы из учебных заведений выходили поборники всего лютеранского и немецкого. К 60-м гг. в Лифляндии открыли три семинарии, около 300 народных лютеранских училищ, немного меньше их было в Эстляндской губернии. Результаты дружно проводимой кампании не заставили себя долго ждать. В приходе Халлисте крестьянин Туйм открыто заявил: «Православная гадкая вера... икону я разбил бы вдребезги»; в Тыстамаа крестьянин Кюзель при свидетелях говорил православному священнику Сарнету: «Вы обманщик и вера ваша пустая, фальшивая»; в Везенберге купец Шимлер в шапке и с сигарой во рту присутствовал на православном богослужении; в Феннерне к дверям церкви прибивали записки с поносящим православие текстом; крестьянин Ребане публично заявил: «Русская вера — тьма, так говорит пастор с кафедры». В 1867 г. в Вербное воскресенье в Дерпте оскверненная икона была прибита к дереву, а церковь обливали водой из пожарного шланга, несмотря на протесты священника; 3 января 1867 г. в Тугалаане крестьянин Сепп, надев конское покрывало, кощунственно совершал обряды водоосвящения и крещения. В Оберпалене было осквернено православное кладбище, останки погребенных свезли на мызный скотный двор. Там же, в Оберпалене, лютеране злонамеренно препятствовали движению крестного хода, избили священника, несшего Евангелие, изо всех сил старались заглушить церковное пение и чтение молитв. В Малуне во время водоосвящения лютеране замутили воду и еловой палкой окропляли православных, а один даже мыл сапоги в иордани. И это только некоторые примеры из дел, по которым проводилось следствие в уездах южной Лифляндии. Подобные случаи были очень распространенными, и православные с сожалением отмечали, что «таким притеснениям крестьяне, быть может, не подвергаются даже в Турции»...
Ротмистр Иванов: а источник? ясно, некрасивые факты. Можно привести факты подобного поведения русских и других народов в Поволжье по отношению к немцам. Церквей, правда, не оскверняли. Но где факты шпионажа в пользу Германии, дезертирства из Русской Армии, перебежчики с последующим участием в войне на стороне Германии с оружием в руках...
123: Макс Ронге в своей работе "Разведка и контрразведка" отмечает, что и австро-венгры, и немцы использовали разгул шпиономании в России, чтобы подбросить сфальсифицированные данные на российских старших офицеров с немецкими фамилиями. В журнале "Родина" то ли в этом, то ли в прошлом году была серия публикаций про антинемецкие погромы в Москве: "Не дай вам Бог увидеть русский бунт!.."
Ротмистр Иванов: 123 пишет: чтобы подбросить сфальсифицированные данные на российских старших офицеров с немецкими фамилиями Да, в частности, германской разведке приписываются слухи о шпионаже со стороны Александры Федоровны. Также об обвинении немцев в шпионаже - история с генералом фон Ренненкампфом, якобы предателем.
Dragun: http://www.rusdeutsch.ru/biblio/files/183_biblio.pdf
Pavlo: Ротмистр Иванов пишет: а источник? Это труд Алексия II, Патриарха. Но где факты шпионажа в пользу Германии, дезертирства из Русской Армии, перебежчики с последующим участием в войне на стороне Германии с оружием в руках... Немало есть в архивах. Лично нашел в ЛГИА, и до сих пор сомневаюсь - по А.П.Ливену. Да, в частности, германской разведке приписываются слухи о шпионаже со стороны Александры Федоровны. Нашел и это. Следствие Вр. пр. Чушь не подтвердилась. Dragun пишет: http://www.rusdeutsch.ru/biblio/files/183_biblio.pdf Danke
полная версия страницы